Альфрид Лэнгле: «Свобода воли есть»

Эксперимент Либета

Уже с середины 60-х годов было известно, что совершению действия предшествует мозговая активность, называемая потенциалом готовности (англ. readiness potential или нем. bereitschaftspotential). Эта активность начинается почти на секунду раньше, чем само действие.

В 1983 году американский исследователь Бенджамин Либет решил попытаться выяснить, какую роль в нашей деятельности играет сознание и в какой момент оно «вступает в игру». Вычислить, когда совершалось само действие, было легко — достаточно было надеть на испытуемых датчики движения. Узнать время появления потенциала готовности тоже было непроблематично — его, как уже было сказано, умели замерять с 60-х годов. Для этого надо было надеть испытуемым на голову датчики и проанализировать активность мозга. Проблема состояла в выяснении точного момента, в который сознание решало совершить действие.

Для этого Либет провёл следующий эксперимент. Он предложил нескольким испытуемым встать перед разделенным на отрезки экраном, на котором с равной периодичностью вращалась по кругу точка. Испытуемые должны были двигать запястьем в любой момент, когда им хотелось это сделать, и при этом сообщать о местоположении точки на экране в момент принятия ими решения пошевелить рукой. При этом на их запястье и голове были расположены датчики: датчик на запястье фиксировал момент движения, а датчики на голове — мозговую активность.

Точка на экране нужна была для того, чтобы выяснить, когда испытуемые принимали решение действовать. Они должны были внимательно следить за движением точки и после совершения действия сообщать, в каком месте на экране она находилась в тот момент, когда они решали действовать. Если бы сознание действительно управляло нашими действиями, то желание действовать должно было бы появиться раньше, чем потенциал готовности.

Результаты эксперимента оказались неожиданными. Потенциал готовности предшествовал совершению действия на 550 миллисекунд, тогда как сознательное принятие решения совершить действие предшествовало самому действию всего на 200 миллисекунд. То есть тело было готово действовать раньше, чем сознание принимало решение о действии. Оказалось, что сознание включается в процесс деятельности слишком поздно, чтобы оно могло быть причиной этой деятельности.

Свобода воли в философии Нового времени[править | править код]

В новой философии вопрос о С. воли получает особое значение в системах Спинозы, Лейбница и Канта, к которому в этом отношении примыкают Шеллинг и Шопенгауэр, с одной стороны, Фихте и Мэн де Биран — с другой. Мировоззрение Спинозы есть тип чистейшего «геометрического» детерминизма. Явления физического и психического порядка с обусловленной необходимостью определяются природой протяженного и мыслящего существа; а так как это существо поистине одно, то все в мире существует и происходит в силу одной общей необходимости, всякое изъятие из которой было бы логическим противоречием. Все хотения и действия человека необходимо вытекают из его природы, которая сама есть лишь определённое и необходимое видоизменение (mоdus) единой абсолютной субстанции. Представление о С. воли есть лишь обман воображения при недостатке истинного познания: если мы чувствуем себя свободно хотящими и произвольно действующими, то ведь и камень, с механической необходимостью падающий на землю, мог бы считать себя свободным, если бы имел способность самочувствия. Строгий детерминизм, исключающий всякую случайность в мире и всякий произвол в человеке, естественно требовал от Спинозы отрицательной оценки этических аффектов, связанных с мыслью о том, что нечто происходящее могло бы не происходить (сожаление, раскаяние, чувство греховности). — Лейбниц, не менее Спинозы отвергающий С. воли в собственном смысле, или так наз. liberum arbitrium indifferentiae, утверждает, что все окончательно определяется волей Божей в силу нравственной необходимости, то есть добровольного избрания наилучшего. Изо всех возможных миров, заключённых в уме всеведущем, воля, руководимая идеей добра, избирает наилучший. Этого рода внутренняя необходимость, отличная от геометрической или вообще интеллектуальной необходимости спинозизма, неизбежно требуется высшим совершенством божествннного действия: Necessitas quae ex electione optimi fluit, quam moralem appello, non est fugienda, nес sine abnegatione summae in agendo perfectionis divinae evitari potest. При этом Лейбниц настаивает на той, не имеющей существенного значения мысли, что несмотря на нравственную необходимость данного выбора, как наилучшего, остается отвлечённая возможность другого, как не заключающая в себе никакого логического противоречия, и что, следовательно, наш мир, абсолютно говоря, должен быть признан случайным (contingens). Помимо этой схоластической дистинкции, детерминизм Лейбница существенно отличается от спинозизма тем, что мировое единство, по воззрению автора монадологии реализуется в совокупной множественности единичных существ, имеющих собственную действительность и постольку самостоятельно участвующих в жизни целого, а не подчиненных только этому целому, как внешней необходимости. Притом в самом понятии единичного существа, или монады, Лейбниц выдвинул признак деятельного стремления (appetitio), вследствие чего каждое существо перестает быть страдательным орудием, или проводником общего мирового строя. Допускаемая этим воззрением С. сводится к собственной природе каждого существа как жизнедеятельного, из самого себя органически развивающего своё содержание, то есть все прирождённые ему физические и психические потенции.

Таким образом, здесь дело идёт только о воле существа как производящей причине (causa efficiens) его действий, а никак не о его С. по отношению к формальным и конечным причинам (causae formales et с. finales) его деятельности, которые и по Лейбницу с безусловной необходимостью определены идеей наибольшего блага в представлении самой монады, а в уме абсолютном — идеей наилучшего согласования всех прошедших, настоящих и будущих деятельностей (предустановленная гармония).

Свобода воли у Эпикура[править | править код]

Самым решительным приверженцем свободы воли должно признать, вопреки ходячим представлениям, Эпикура и его верного римского ученика, Лукреция. Поставляя главным интересом безболезненное и безмятежное существование единичного человека (τούτου γάρ χάριν άπαντα πράττομεν οπως μητ’αλγωμεν, μήτε ταρβωμεν), Эпикур хотел освободить человеческую душу от того представления непреложной судьбы, которое, вызывая в одних мрачное отчаяние, а в других — скорбную резигнацию, никому не даёт радостного удовлетворения. Против этого Эпикур утверждает, что мы способны к самопроизвольности и не подчинены никакой судьбе или предопределению; метафизическим основанием такого утверждения служит взятый им у Демокрита, но видоизменённый атомизм. Атомы, по Эпикуру, не представляют в своей совокупности строго механической системы движений, так как каждый из них имеет в себе силу колебания или уклонения в том или другом направлении. Душа (как у человека, так и у животных), состоя из особых, круглых атомов, наименее уравновешенных, обладает в высшей степени этой силой произвольных движений, проявляющейся здесь как свободная воля — лат. fatis avolsa voluntas; при неопределённости универсального бытия невозможен детерминизм и в индивидуальном существовании. Прямую противоположность этому воззрению представляют стоики. Единство вселенной мыслится ими как живой воплощённый разум (греч. λόγος), заключающий в себе разумные и производительные потенции (греч. λόγοι σπερματιχοι) всего что существует и совершается и что, таким образом, от века предусмотрено и предопределено. Со своей точки зрения стоики должны были признавать и признавали всякие прорицания, гадания и пророческие сны. Так как для стоиков судьба или предопределение, выражая всемирную разумность, понимается как провидение (греч. πρόνοια), то универсальный детерминизм не наносил ущерба внутренней свободе человека, которую стоики понимают по-сократовски, как независимость духа от страстей и от внешних случайностей. К концу древней философии свобода воли стала обычным вопросом для всех мыслителей; из многих сочинений περί είμαρμένις, de fato, более значительные принадлежат Цицерону, Плутарху, Александру Афродисийскому. Все три стараются ограничить детерминизм и отстоять свободу воли; характер рассуждений здесь — эклектический. То же нужно сказать о взглядах Плотина и другого неоплатоника, Иерокла, которые, признавая в божественном провидении первую и окончательную причинность всего совершающегося, в том числе и человеческих поступков, допускают человеческую волю, как их вторичную и подчинённую причину.

Контроль сознания над телом — это иллюзия?

Обычно нам кажется, что это мы принимаем решения о том, куда пойти, что сказать, как двигаться и т.д. У нас есть стойкое ощущение, что мы полностью контролируем собственное тело. Ведь стоит подумать о том, чтобы выполнить действие, и тело его совершает.

Но, по мнению американского психолога Дэниела Вегнера, контроль сознания над телом — это иллюзия.Он полагает, что необходимы три условия, чтобы человек почувствовал, что это именно он совершает нечто: мысль о действии должна возникнуть до самого действия (причём эту мысль может озвучить другой человек), мысль должна соответствовать действию и она не должна сопровождаться другими событиями, которые могли бы выглядеть, как причина действия.

Вегнер приводит множество примеров, подтверждающих его предположение. Так, он сам как-то включил компьютерную игру и, как ему казалось, начал играть, полагая, что он управляет действиями на экране. Но чуть позже он понял, что всё это время в игре шла заставка, и он ничем на самом деле не управлял.

Кроме этого, психолог провёл следующий эксперимент. Он поставил человека перед системой зеркал, в которых отражались чужие руки, но выглядело это так, будто они принадлежат испытуемому. Самому испытуемому надевали на голову наушники, через которые транслировались инструкции о том, как двигать руками, и сразу после этого отражение (чужих) рук выполняло эти инструкции. При этом испытуемым казалось, что это они управляли их движением.

Вегнер пытается продемонстрировать, что в случае с сознанием и волей мы попадаемся в логическую ловушку, которую иногда называют «после этого — значит вследствие этого». Мы думаем о совершении действия, а потом действие происходит, и мы думаем, что наша мысль о действии и является его причиной. Именно из таких ошибок и рождаются предрассудки.

Что такое Я?

Но значит ли это, что все наши действия предопределены, и мы лишь переживаем ощущение выбора? Может быть, наше Я представляет собой всего лишь побочный продукт химических и физических реакций в нашем организме, который никак не влияет на их течение?

Можно возразить, что мы же размышляем (например, прямо сейчас) о сознании, а значит оно всё же как-то влияет на наше поведение. Однако также можно предположить и то, что всё, что испытывает субъект в качестве сознательного опыта, также подчиняется физическим законам, и тогда всё вновь становится предопределено.

Некоторые исследователи возражают, что в нашем мире действует ещё множество механизмов, которые делают исход тех или иных событий неопределённым. Например, квантовые эффекты, которые всегда имеют вероятность произойти или не произойти, создают неизвестность вокруг результата явлений, связанных с ними.

Однако решает ли это нашу проблему? Да, мы избавились от предопределённости, но не избавились от подчинения законам. Чем же всё-таки является Я? Какое влияние оно оказывает на принятие решений? Было бы странно определить своё Я как индетерминированность, обусловленную воздействием квантовых эффектов на реакции, происходящие у нас в голове.

Теоретические основы понятия свободы воли в философии Н.О. Лосского

Философскому обоснованию сущности свободы воли уделяли внимание многие европейские мыслители, отчетливо осознавая, что раскрытие содержания этого понятия предполагает глубокую теоретическую работу по его осмыслению. Особое внимание обоснованию понятия свободы воли уделил Ф.Шеллинг, показавший, что «задачей философских исследований о сущности человеческой свободы может быть, с одной стороны, выявление правильного ее понятия, ибо…оно отнюдь не находится на поверхности сознания и даже для того, чтобы просто выразить его в словах, требуется более, чем обычная чистота и глубина мышления; с другой стороны, эти исследования могут быть направлены на связь этого понятия с научным мировоззрением в его целостности» 1 Ф.Шеллинг также полагал, что установление «связи между понятием свободы и мировоззрением в целом всегда останется необходимой задачей, без решения которой само понятие свободы останется неопределенным, а философия – лишенной какой бы то ни было ценности противоречие не находит себе применения»

Следует отметить, что проблему определения сущности свободы воли исследовал B.C. Соловьев, в труде «Критика отвлеченных начал» и «Оправдание добра», осуществивший философский анализ точки зрения так называемого «наивного сознания» на рассматриваемую проблему показавший, что судьба нравственного сознания зависит от того или иного решения вопроса о свободе воли.

В исследовании сущности свободы воли Н.О. Лосский исходит из методологических предпосылок Ф.Шеллинга и В.С.Соловьева, соглашаясь с тем, что положительный ответ на этот вопрос «может быть дан не иначе как на основе целого определенного мировоззрения с весьма сложною системою понятий. Он должен заключать в себе своеобразное учение о причинности, о законосообразности, о связи между психическим и физическим бытием, о знании, о предвидении будущего, о Боге и Его отношении к миру и т. п.»1.

Исследователи отечественной философии XX века единодушны в том, что в обосновании свободы воли в философии Н.О. Лосского ключевую роль играют два фундаментальных философских положения, составляющие основу целостного мировоззрения мыслителя. Его выражением являются идея мира как органического целого и идея множественности субстанций-монад. 2

Развивая натурфилософские идеи Ф.Шеллинга и концепцию всеединства B.C. Соловьева, Н.О. Лосский подчеркивает, что мир есть органическая целостность и, хотя, «раздробленность существует в мире и становится предметом знания», «она никогда не бывает совершенною раздробленностью» .

Это положение философии Н.О. Лосского исследовано в работе С.А. Левицкого, показавшего, что, по убеждению Лосского, в мире «все органически связано друг с другом. Соответственно категория взаимодействия является для него одной из основоположенных категорий»2.

Критикую сторонников кантианской традиции, утверждающих, что только мыслящий субъект вносит единство и связь в многообразный мир чувственных впечатлений, Н.О. Лосский теоретической основой своей критики считал идею мира как деятельного организма, в природе которого заключена системность. «Отказавшись от субъективности отношений, т.е. от ссылки на организующую деятельность ума познающего субъекта, приходится признать, что предмет сам по себе содержит организованность, системность и, следовательно, всевозможные отношения»3.

Обоснованная Н.О. Лосским концепция органической целостности мира, характеризующая его онтологическую основу, исходила из положения, согласно которому существует два слоя бытия: первый характеризуется пространственно-временными процессами. Это реальное бытие. Второй уровень Н.О. Лосский называет отвлеченно-идеальным бытием, стоящим над пространственно-временными событиями и потому способным влиять на структуру эмпирического мира, внося в него единство и систематическую связь1.

Под идеальным бытием Н.О. Лосский понимал платоновский мир идей (эйдосов), то есть все то, что не имеет ни пространственного, ни временного характера. Все явления, существующие в форме времени или пространства, представляет собой реальное бытие, которое может возникнуть только на основе идеального бытия. Кроме идеального и реального бытия, существует также металогическое бытие, прежде всего, бытие Бога.

Идеальное бытие, развивает высказанные положения Н.О. Лосский, познается путем интеллектуальной интуиции (умозрения) и непосредственного созерцания. Металогическое бытие является объектом мистической интуиции. Существенной стороной реальности, наблюдаемой путем интеллектуальной интуиции, является рациональная структура бытия

Об интегральном подходе

Я убеждён, что интегральный подход даёт общий язык, который уважительно относится к семантическим нюансам различных традиций, групп, практик, и при этом показывает некую общую картографию, карту, терминологический язык, на котором мы можем общаться. Люди, которые знакомы с интегральным подходом, могут общаться между собой: те, кто работает в бизнесе, могут общаться с врачами, врачи, например, с духовными практиками. Появляется язык, который позволяет разговаривать не только с теми, кто знает интегральный подход, но ещё и с теми, кто вообще никогда не слышал об интегральном подходе — ты вдруг каким-то образом начинаешь говорить с ними и находить общий язык, принимать их перспективу, улавливать их собственный язык, подхватывать его и говорить дальше, находя взаимопонимание.

Спор о свободе воли основан на ложных предпосылках?

Американский философ и когнитивист Дэниэл Деннет полагает, что наше смущение по поводу предопределённости процессов, происходящих в сознании, является в корне неверным. Он считает, что детерминизм (предположение, что абсолютно любое событие в мире подчиняется строго выверенным и предопределённым законам) ровно настолько же проблематичен для вопроса о существовании свободы воли, как и индетерминизм.

С одной стороны, мы не хотели бы, чтобы наши действия были предопределены заранее, чтобы их было возможно просчитать. Мы видим собственную свободу в неопределённости того, какой выбор мы сами совершим.

С другой же стороны, мы бы предпочли, чтобы события во всём мире подчинялись законам природы, чтобы их можно было предвидеть и контролировать. Иначе мы не могли бы иметь никакого контроля над собственной жизнью. Это опять же сделало бы нас несвободными, поскольку мы хотели бы сами определять собственную судьбу.

В конечном итоге мы неизбежно приходим к противоречию. И Деннет полагает, что оно порождено изначально неправильной постановкой проблемы.

Однако что действительно важно в вопросе о том, есть ли у нас свобода воли или нет — это вопрос ответственности. Дело в том, что если свободы воли не существует и всё заранее предопределено, то невозможно винить кого бы то ни было за совершённые им поступки

Нельзя наказывать того, кто несвободен в своих действиях, кто не отвечает за них. Но нам хотелось бы, чтобы люди брали на себя ответственность за свои действия, и чтобы мы могли взять на себя такую ответственность. А потому мы вынуждены жить так, будто свобода воли существует, вне зависимости от того, правда это или нет.

Данная статья была опубликована в двух частях на сайте «SciencePop», 20.11.2017, 22.11.2017.

Н.О. Лосский о проблеме свободы воли в истории и философии

Исследование проблемы свободы имеет огромное значение для философского и религиозного сознания. Это обстоятельство отмечено в трудах Н.А. Бердяева, показавшего, что в решении проблемы свободы соединяются важнейшие философские дисциплины – метафизика, теория познания, этика, философия религии, философия истории.

Второе направление включало идею, отвергающую греческую антропологию, исходящую из идеи зависимости человека исключительно от состояния разума. Свобода рассматривалась Августином как свойство воли, а не разума, что в известной степени разрешало сократовский парадокс о способности человека понимать сущность блага и одновременно творить зло. В трактовке Августина разум познает и принимает те или иные этические максимы, но воля выбирает реальные способы действия, вплоть до иррациональных, содержащих отступление от божественной воли.

Подводя итого исследованию этой проблемы, Е.Н. Трубецкой делает вывод, что в уничтожении свободы заключается великое несовершенство учения Августина.

Автор: Пустошкин Евгений

Клинический психолог, эссеист, переводчик книг философа Кена Уилбера, исследователь-практик интегрального подхода. Соразработчик и преподаватель метода интегрального сознавания (Integral Awareness Process), ведущий программ по интегральной психологии и медитации. Член президиума российской Ассоциации трансперсональной психологии и психотерапии (АТПП). Научный редактор русскоязычных изданий ряда книг Дэниела Сигела, Отто Шармера и Роберта Кигана, вышедших в издательстве «Манн, Иванов и Фербер». Ведёт частную психологическую практику (проводит индивидуальные консультации и трансформационно-терапевтические семинары). Автор блога «Transcendelia» (pustoshkin.com).

Просмотреть все записи автора Пустошкин Евгений

Философское осмысление Н.О. Лосским положительной свободы воли

В следующей части работы Н.О. Лосский повторяет вывод о том, что свобода воли человека проявляется в свободе от внешнего мира, от своего тела, от своего характера, от комплекса законов, определяющих содержание временного процесс, от своего прошлого, и, наконец, он свободен даже от своего Творца, Господа Бога. «Он сотворен Богом как носитель творческой металогической силы и отпущен на свободу для свободной творческой деятельности, которая освещается путеводной звездой Божественной индивидуальной идеи как индивидуальной нормы, но не закона, стесняющего свободу»1.

Новая философская предпосылка Н.О. Лосского состояла в положении, что источник положительной свободы воли заключается в антропологической сущности человека, который обладает «сверхкачественной творческой силой, господствует над всеми своими определенными проявлениями, хотениями, решениями и поступками»2.

Философское осмысление Н.О. Лосским положительной свободы предполагает, что она есть способность деятеля, достаточная для хотения любой из бесчисленного множества возможностей, осуществление которой зависит исключительно от собственной силы деятеля. «Проявляясь в хотении, решении и поступке, металогическое я вступает в область однозначно определенного логического, творя ее: я не детерминирован миром, а детерминирую его»1.

Давая подобное определение, Н.О. Лосский еще раз подчеркивает свое неприятие гносеологической трактовке свободы воли, нашедшей выражение, в частности, у Б.Спинозы, полагавшего, что мы считаем себя свободными только вследствие неполноты нашего знания. Не в меньшей мере ошибаются и те философы, которые говорят, что если бы мы знали все подсознательные мотивы своих стремлений, мы решили бы, что свобода воли вообще невозможна.

Соглашаясь с А. Бергсоном, определившим свободу как трудно выразимый поступок, Н.О. Лосский считает, что непосредственное сознание свободы есть выражение первоначального восприятия истины, которое может быть подвергнута философской рефлексии. Обосновывая свою точку зрения, Н.О. Лосский считает основным фактором свободы воли связь поступка и личности, которая осуществляет поступок собственными силами.

Философское учение о положительной свободе воли строится Н.О. Лосским на следующих принципах: 1.Признание независимости субстанционального деятеля как от внешних, так и от внутренних условий; 2.Наличие творческой мощи, достаточной для иного хотения и поступка, чем тот, который был совершен, 3.Принятие свободных решений в зависимости от той или системы ценностей, 4. Возможность любого иного действия, в соответствии с новой системой ценностей, 5.Признание ответственность субстанционального деятеля за свободный выбор того или иного решения1.

Переходя к исследованию положительной свободы воли, Н.О. Лосский стремится установить связь свободы воли с определенной системой ценностей, выраженной на пути добра и пути зла. Н.О. Лосский видит решение проблемы положительной свободы исключительно в зависимости от глубины религиозного сознания. Это обстоятельство было отмечено Н.А. Бердяевым в рецензии на анализируемый труд Н.О. Лосского.

В соответствии с традициями отечественной философии эпохи религиозно-философского ренессанса Н.О. Лосский считает основой пути добра не только любовь к Богу и сотворенному миру, но и состояние человека как соработника Бога в его творческой деятельности в осуществлении блага «через истину и красоту»2.

Свобода воли у Сократа[править | править код]

В древней философии вопрос возник первоначально на почве нравственно-психологической. В мысли Сократа и его ближайших последователей и преемников ещё не было нашей отвлечённой антитезы между свободой, в смысле независимости от всякого мотива, и необходимостью, в смысле перевеса сильнейшего мотива во всяком случае.

Эти античные философы слишком были заняты внутренним качеством мотивов. Подчинение низшим, чувственным побуждениям они считали рабством, недостойным человека, а его сознательное подчинение тому, что внушал универсальный разум, было для них настоящей свободой, хотя из этого подчинения достойные и добрые действия вытекали с такой же необходимостью, с какой из подчинения бессмысленным страстям вытекали дурные и безумные поступки.

Переход от низшей необходимости к высшей, то есть к разумной свободе, обуславливается, по Сократу, истинным знанием. Все с одинаковой необходимостью ищут себе добра, но не все одинаково знают, в чём оно. Действительно знающий об истинном добре по необходимости его хочет и исполняет, а не знающий, принимая мнимые блага за настоящее, устремляется к ним и, по необходимости ошибаясь, производит дурные дела. А по своей воле или охотно никто не бывает дурным — χαχός έχων ούδείς.

Таким образом, нравственное зло сводилось к неразумию, а в добродетелях Сократ, по свидетельству Аристотеля, видел выражения разума — λόγους τας άρετάς ψετο είναι.

Этика Платона развивается, в сущности, на той же основе; лишь в его мифах высказывается иной взгляд (С. воли прежде рождения), и ещё в Законах есть одно место с указанием на более глубокую постановку вопроса (самостоятельное начало зла, две души); но это указание не получает никакого логического разъяснения и теряется среди безыдейных подробностей старческого произведения. Аристотель, входя в круг мыслей Сократа, вносит туда важные видоизменения, а вне этого круга самостоятельно ставит вопрос о С. воли в его собственном значении. В сократовском Разуме теоретическая сторона и нравственная были слиты между собой; Аристотель решительно различает их, доказывая, что для нравственного действия, кроме — и более — разумного познания, нужна твёрдая и постоянная воля. Она действует свободно через предварительный выбор (προαίρεσις) предметов и способов действия. Для того, чтобы деятельность человека имела нравственный характер, заслуживая похвалы или порицания, он сам должен быть производительным иачалом своих деяний, не менее чем детей. Из области свободных действий исключается не только то, что делается по принуждению (βια), но и то, что делается по неведению (βι’αγνοιαν). Но, с другой стороны, из неё исключается и все то, что прямо определено разумом и общими целями жизни. Ни то, что по разуму невозможно, ни то, что по разуму необходимо, не составляет предмета С. воли. Если бы человек был только существом разумным или чистым умом (νοΰς), он неизбежно хотел бы во всем только величайшего блага, и все его действия были бы предопределены знанием наилучшего. Но, имея, кроме ума, страстную душу, человек может для удовлетворения страсти предпочесть меньшее или низшее благо большему или высшему, в чём и состоит его свобода и ответственность. Таким образом, по Аристотелю С. воли, как обусловленная низшей стороной нашего существа, есть не преимущество человека, а лишь несовершенство его природы. Логическую возможность произвольных действий Аристотель основывает на неприменимости к будущим событиям закона исключенного третьего. Все события, необходимость коих не вытекает аналитически из принципов разума, Аристотель признавал неопределимыми и непредвидимыми заранее.

Такой взгляд облегчался для него метафизическим понятием о Божестве как чистом акте самомышления, безотносительного ко всему совершающемуся в нашем временном мире. Правда, божественный ум, помимо своей внутренней абсолютности, имеет у Аристотеля значение и Первого Двигателя; но он движет всё лишь как высшее благо или цель, сам пребывая неподвижным.

Получается, что у нас нет свободы воли?

Для некоторых результаты эксперимента Либета не стали особым сюрпризом. Многие учёные полагали, что если бы активность сознания предшествовала бы активности тела, то это была бы какая-то магия. Тогда необходимо было бы признать, что сознание существует как-то иначе, нежели физические процессы, что существует дуализм физического и психического. Тем же, кто полагал, что никакого дуализма нет, было несложно признать, что сознание не контролирует действия тела, а только представляет собой впечатления этого тела от происходящего, как бы сообщает о нём само себе.

Однако сам Либет был не совсем уверен, что это так. Он предположил, что, хотя наше тело и совершает многие действия автоматически, без нашего участия, это ещё не значит, что этого участия совсем нет. По мнению исследователя, оно заключается не в том, что сознание провоцирует действия, а, наоборот, в том, что оно их предотвращает.

Некоторые из испытуемых действительно признавались, что они сначала хотели совершить движение, а потом отказывались от этого. Однако это невозможно было измерить, потому что для измерения нужна была бы информация обо всех трех событиях: потенциале готовности, желании и действии. Но невозможно измерить время того, когда действие не было совершено, ведь испытуемые выбирали, когда им действовать, произвольным образом.

Поэтому Либет провёл ещё один аналогичный эксперимент. Только теперь испытуемые должны были двигать запястьем не в произвольные, а в строго определённые моменты. При этом иногда они должны были отказываться от совершения действия. Так что теперь у учёного были данные о том, когда испытуемые решали не совершать действия.

Этот эксперимент показал, что в моменты, когда испытуемые решали не совершать действие, происходила вспышка мозговой активности. Причём она предшествовала ожидаемому моменту совершения действия как раз на 250-150 миллисекунд, то есть приблизительно в тот момент, когда в предыдущем эксперименте наблюдалось возникновение желания совершить действие.

Таким образом, по мнению Либета, свобода воли заключается не в том, что сознание принимает решение о том, какое действие совершить и когда, а в том, совершать или нет то или иное действие вообще. Согласно его теории, у людей вырабатываются определённые паттерны поведения, которым мы следуем несознательно. Однако сознание всё равно вмешивается в наше поведение, предотвращая некоторые действия и разрешая все остальные.

Мы привыкли думать, что наше тело и наши решения контролируются мозгом, внутри которого происходят вполне объяснимые химические реакции и физические взаимодействия. Мозг, как и всё в мире, подчиняется законам природы — неизбежным закономерностям. То есть процесс, который подчинён такому закону, можно легко предсказать. Если это действительно так, то получается, что все наши действия предопределены. Каким же образом в мире предопределённости и подчинения законам природы может проявляться свобода воли, и какую роль в этом играет сознание

Заключение

Итак, мы рассмотрели дюжину определений свободы воли, среди которых есть и несколько популярных философских определений, и малоизвестные определения. Оказывается, все рассмотренные определения основаны на том или ином способе выбора поведения. Ко всем определениям нам удалось привести контрпримеры, т.е. все рассмотренные определения неадекватны. Более того, мы показали, что самым сильным (в математическом смысле) определением (из определений, основанных на выборе поведения!) является определение Локшина FW10, но и оно имеет контрпример и является неадекватным. Отсюда следует сделать вывод, что если мы собираемся следовать философской традиции и рассматривать только определения, основанные на выборе поведения, то следует прекратить эту деятельность т.к. самое сильное из таковых неадекватно, а, следовательно, и любое определение неадекватно.

Тем же энтузиастам, которые доверяют своим субъективным ощущениям и верят в свободу воли, следует искать адекватное определение совсем в другой области. Мы собираемся предложить несколько более адекватных определений в продолжении, если это будет возможно. Правда, забегая вперед, нужно сказать, окажется, что и они имеют принципиальные недостатки.